Олена Осиченко

Представтеся, будь ласка.

Олена, 60 років, Запорізька область, смт. Михайлівка.

Розкажіть трохи про себе. Хто ви, чим ви займалися вдома?

Був свой бізнес, був компʼютерний клуб. Потом ми його закрили, стало невыгодно, потому, что компьютеры появились у всех практически и стали выращивать малину и чеснок, потому, что там пол гектара огорода у нас было.

Тобто у вас там свій будинок був?

Да, было нормально. Хватало на все – на достойную жизнь. Делали ремонт, затаривались техникой. Все как нормально. Пока не началась вот эта вот вся… Все вот это удовольствие под названием “русский мир”.

Як швидко “русский мир” прийшов до вас?

До нас? Они 24-го начали, а 27-го они уже были у нас. Мы сидели и в компьютер смотрели, как они к нам ехали. Мы не думали, что так быстро все это произойдет. Прям вот моментально. 24-го, а 27-го они уже были у нас.

А як ви дізналися про війну? Хто до вас подзвонив перший?

Никто не позвонил. Все через компьютер. Мы ж уже все слышали, как американцы предупреждали… Просыпаемся 24-го, включаем компьютер, а там уже едут. Все это через Крым, через перешеек. Мы сидим, смотрим и думаем когда уже наши взорвут тот перешеек. Никто ниче не взорвал! Почему? В чем дело? Хотя по слухам все было заминировано, никто там не должен был пройти нормально. Но все прошли и заехали к нам. Ровно три дня. Вот так от пух! – и всё. Еще думали уезжать – не уезжать, уезжать – не уезжать. Да нет, так быстро не дойдут, аж сюда. Это ж далеко, аж за Мелитополем, между Запорожьем и Мелитополем, за Васильевкой. Дошли. Очень быстро (смеется).

А як прийшли до вас?

У нас там голова ничего не создал. Ни тероборону, ни раздал людям оружие, ничего, вот просто сидели и смотрели как они заходят. С вилами ж не будешь на танки кидаться. Вот просто сидели и смотрели, а они проезжали у нас мимо окон по этому самому… в центр. Приехали, стали и все. Сказали: “Мы тут будем жить. Все. Это все наше”. Вот так это все произошло.

Ну добре, вони приїхали и стали в центрі. А далі що? Пішли вибирати собі хати, які їм подобалися чи голова їх якось розподілив?

Сначала они стали там в общежитиии. Там у нас есть и училище, и общежитие. Вот они сначала там стали. Их там немного зашло для начала, понимаешь?

Небагато, то скільки?

Ну не знаю, человек 200 может быть зашло.

Скільки людей живе в вашому селищі?

20 000. Ну 20 000 у нас живет в нашому селищі, а их пришло человек 200. Ну стали и стали. Потом все больше и больше, больше и больше. Всем… Как голова нам сказал: “Они через пять дней уедут”. Вот пять дней уже пол года длится.

Мама Олени: Так и не уехали.

Так и не уехали. Так они это самое…

Мама Олени: И стали они захватывать дома. Стали ходить отбирать у людей машины.

Да не машины, а стали это самое… в огородах танки закапывать по краю Михайловки. Тут же с ружьями… А у нас напротив была больница стоматологии. Смотрим, а их уже привезли на лечение.

Зубов?

Да, етое самое, с автоматами. Сидим смотрим в окошко и выходить страшно. Ну, а кушать то хочеться. Ну пошли потихоньку. Смотрим… Ну, кадыровцы, конечно, в Бурчаке стояли. Ну, Михайловка, а там 6 километров – Бурчак. Там стояли кадыровцы конкретно. Ну они тиктокери – все сами из себя, бородка так выбрита, все это самое, прям такие красавцы мужчины, прям хоть фотографии делай, понимаешь. Тонкие пальцы, это самое … Только смотрим. Ходили к нам по Михайловке, в гражданском правда, не в военном, не в военной форме. (пауза) А потом приехали танки… Нас они не обстреливали, стали обстреливать сразу Васильевку. С Мелитополя никто ниче не стрелял. Васильевку стали… Только смотрим, ну в группах смотрим, как едут танки и расстреливают заправку, та взрывается и людям там в многоэтажке пожары и все на свете. Долго они прям обстреливали. Снаряди через нас только летали туда сюда. Как только тревога – бежишь в подвал. Как только тревога… По три раза бегали на это самое и выглядывали среди ночи, не среди ночи. Сначала бегали, потом они ж стали … стали ходить мародёрить. То там то дай, то там то дай, уже сын знаешь что сделал? Оружия нету, обпилил лопату вот так вот (показує гострий кінець), лопату сделал как пику. И вот это так мы ходили по очереди, охраняли (смеется). Залезут – не залезут. Никто… Может то, что в центре… По окраинам они сразу пошли это самое… По дачам, по крайним улицам. А мы ж получается в самом центре. Вроде как соблюдали приличие в первое время или шо. Ну вот в таком режиме прожили месяц и сказали: “Нет, мы больше не можем!” И как только перестали обстреливать Васильевку и стали хоть… Ушли первые три колонны, что их пропустили. И мы ото собрали не вещи, рюкзаки собрали с собой, собак под мышку и поехали.

Колони – це ви маєте на увазі військових?

Не-не-не! Цивильных стали выпускать. Стали цивильных выпускать. Пока проехали те блок посты… Но правда мы за один день проехали. Мы не стояли ни на Васильевке, там особо нигде. Долго мы ехали, очень медленно, там каждые 10 метров тормозили, проверяли. Непонятно что проверяли. Кого они искали, что искали – непонятно. Ну, выбрались там. До Васильевки доехали, а там уже хамырями, хамырями через Камянское, объездными, там по балкам и выехали.

Через Васильевку, а потом там сразу поворот на этот самый… Только вот Васильевку проехали, тарелку – вот эти мосты. Мост этот… Мам, как там, поворот на?

Мама: Камянское.

Нет, не Камянское… На Попово! Там вот в сторону моря. И через Попово там вот это как-то… Дальше я даже ни разу там не ездила пока было нормально. Короче, вот так вот.

До якого пункту ви їхали? У вас десь були знайомі? Вас чекали?

Нет, до Камянского мы так доехали, переехали балку и там наши нас остановили так неожиданно. Мы ж не знали где они, что они, сколько надо ехать и сколько это самое… Когда наши… ох Боже мой, сколько радости там было! Дима ехал и кричал всем: ”(неразборчиво) Привет! Здоров!”

Ви виїздили на своїй машині? Хто був з вами в машині?

Я, бабушка и сын. Втроем мы ехали. И собаки!

Бабушка – це ваша мама?

Да, мама.

Дочка у вас вже до цього була тут (в Польщі), а чоловік?

Мама: И чоловик був тут.

Ты не путай мам, её чоловик был тут. 16-го числа… 24-го началась вся эта катавасия, а они 16-го уехали. Ровно за 8 дней до этого самого…

Мама: на Польшу.

Да, на Польшу.

А їхали так просто на роботу чи була вже така впевненість, що …

Не, на роботу. На роботу. Они еще ехали так: “Что вы придумываете, что вы выдумываете, ничего не будет.”

А у вас було передчуття, що буде війна? Ви кажете американці говорили, та й так по телевізору наші теж говорили.

Ну да говорили, ну так никто ж ниче ж. Эти: “Война, на вас нападут.” А наши: “Да ничего не будет, это фигня все. Россия никогда на нас не нападет”. Вот, поняла. Ну думаем: наши ж ближе тут, наверное ж лучше знают чем американцы. Оказалось нет, американцы знали лучше.

Але ви якось готувалися, чи війна вас якось так зненацька застала?

Мама: Зненацька.

Зненацька. Мы даже не готувалися, так сидели смотрели в телевизор как они едут. Мы не думали, что они так быстро прям к нам. Раз и все! И тут!. От смотрели через… там ну по компьютеру, как смотрим, а они уже…

Мама: В центре.

… в центре . И уже, это самое, стали, базар оцепили сразу. ”Туда нельзя, сюда нельзя. Туда не ходи. Сюда не смотри.”

А все таки, кому тоді… От ви кажете, що вам ніхто не подзвонив, що ви сиділи і дивилися в комп’ютері як вони їдуть. А кому ви подзвонили? Що ви сказали?

Мама: Ниче мы никому не звонили…

Ну, Дима звонил в Запорожье. Папе позвонил. Это самое, Лешке позвонил. Говорил, что началось это самое… Едут. Приехали. Вот приехали и те тоже такие: “Как приехали? Уже приехали?” Вот они уже. Ну они тоже… Ну никто ж не ожидал. Они ж только начали. Вот только начали на Васильевке тут как-то начали отстреливаться. Как-то что-то там какие-то, эти самые, телодвижения делать по защите. Зачем Мелитополь не защищали не понятно. Как-то все ото так навалом.

А у вас взагалі не було ніяких бойових дій?

Нет, в Михайловке не было.

Мама: Потом. Потом они начались, боевые действия. И нам оттуда позвонили и сказали: “Хотят ваш дом заселить… русские.” А они ж как заселяют… Посрезали батареи и это самое. Ну, стали все разрушать.

Не, ну мы даже не знаем, что там – заселили, не заселили, кто там что та в том доме.

Мама: Ну мы сели на машину и уехали. Кое-как выбрались. Эти все пункты… Радости было!

Да, радости было…

Мама: Доехали мы до…

До Камянского.

Мама: Нет, не до Камянского. Ето там до Камянского. Потом мы ехали, ехали и доехали там до город… Ну на Закарпатье… Город на Закарпатье?

До Львова. (ред. Львов не находится в Закарпатье, это Западная Украина)

Мама: Да, до Львова.

Не, мы сначала в Запорожье приехали. Там наверное двое или трое суток… И сидим же, оно же не понятно: то ли они дальше пойдут, будут защищать, не будут защищать, шо воно будет. Может они прут как танки ничё ни это самое, знаешь. Мужиков не выпускают. “Ну ладно”, – говорит. “Собирайтесь, езжайте на Польшу отсюда подальше, а то с вами вообще никуда и не убежишь, и не отобьешься. Вы будете как обуза тут нам.”

То хто вам так казав?

Сынуля так казав, да. (смеется) “Езжайте на Польшу, бо вы тут только мешаете”. Ну, ладно, поехали на Польшу.

А як поїхали? Були якісь потяги, автобуси евакуаційні?

Нееет, он нас машиной довез до Львова, потому что ж собаками мы ехали. Мы ж собак не бросим, это ж наши собаки.

Мама: Во Львове сели на автобус…

Во Львове сели на автобус и доехали до…

Мама: Польши.

До Польши, до Варшавы, только с той стороны до… вот это… Весь в черном он…

PTAK?

Да, вот туда нас привезли. Приехали, сидим и думаем: “Божечки, что ж теперь? Куда ж теперь? Ну в Польше мы, ну и шо?”

Мама: А потом нас развезли. Мы даже не знали куда нас везут.

Тобто ви там не лишалися? Чи все ж жили якийсь час?

Нет, там сутки это самое и мне так еще повезло… Только приехали туда, утром выхожу гулять с собаками, смотрю чё-то люди кучкуются возле какого-то… Говорю: “А что тут дают? Что тут есть? Че вы очередь организовали?” – “Мы за песелем”. “О! И я тогда за песелем!” (смеется)

Тобто там коли ви вже приїхали, то на місці все було організовано і можна було…

Мама: Да, мы получили песель.

Да.

Прямо там?

Да, прямо там. Вот 14-го мы заехали через границу…

14 березня?

Квитня. А 15-го уже получили песель. Ну, 15-го.

А що вас найбільше здивувало у тому місці? Яке було ваше враження від нього? Що ви побачили, коли вас привезли в це місце?

Все черное (переходит на шепот), поняла. Там они завесили… Не знаю, что оно там раньше было. Какие-то склады, не склады. Вот, что там было раньше, не понятно.

Я не знаю куди вас завезли, тому складно сказати.

От завесили, вот затонировали все в черное, вот этим спангоном, вот который на теплицы идет, на землю. Вот ним все было заэтосамое. Такое гнетущее ощущение, поняла. Все эти раскладушки черные, все это черное, все мрачное, ой. Вот это думаю тут вот… Ну, что нам обещали, ну месяц, ну два там и война кончится и вся будет это самое. Даже и месяц там прожить – не проживешь. Ну, короче, бабушка там ходила вообще приссс (смеется). Помещение там такое, ну очень большое… ну я не знаю, наверное 100 на 100 метров, вот такое. И стоят рядами раскладушки. Где-то мы в каком-то ряду. Она идет в туалет и начинает искать вокруг вот (смеется). Не может найти где наши раскладушки.

Мама: Где наши собаки, где наши раскладушки.

А скільки людей там було з вами?

Мама: Много.

Много. Там как перевалочная база. Там одни… Ну, сутки там туда-сюда когда все на Францию, на Италию, на Германию, кто-куда ехал. Кто на Польшу оставался. Сутки там перекантоваться там как раз хорошо. Для того, чтобы пережить сутки и дальше сесть на автобус и ехать дальше.

І ви не знаете? що це за місце? Вас туди волонтери привезли?

Мама: Да.

Автобус нас туда привез, а не волонтеры.

А автобус ви де знайшли?

Мама: Во Львове.

Во Львове.

То вас безпосередньо зі Львова сюди привезли, в Польщу.

Границу переходили, это вообще цирк. (смеется) Вот с одной стороны у меня бабушка, с другой собаки, вот там за плечами рюкзак, две сумки. “Пустите нас. Люди нас не пускают. Нам еще к ветеринару с собаками. Нас в первую очередь пропустите и мы пойдем к ветеринару.” Поляки смотрели смотрел: “Идить” (смеется)

А що було у ваших рюкзаках? На скільки ви збиралися? На місяць? На два? Так от як ви кажете…

Ой, та что смогли, то и взяли… Не то, что смогли… Взяли нижнее белье…

Мама: Лекарства.

Да, немножко лекарства. Ну, обувь какую-то. Ну тапочки. По крайней мере вот это у меня домашние тапочки (показывает тапочки). Я их взяла. Ну, пару штанов, пару кофт. Все. Вот все. Много не утянешь на себе. На машине мы то привезли побольше, туда в Запорожье, а оттуда это ж уже надо на автобусе. Мужиков нету, я ж сама. И еще бабушка с собаками. Ну, короче, было весело. (смеется)

Але все таки місце на фотографії знайшлося в вашому рюкзаку. Фотографії ви з собою взяли.

Да, фотографии мы с собой взяли. И брала все это самое… А вдруг! А вдруг. На всякий случай.

Мама: Что б потом хоть на памятник было что повесить.

От так от! А якийсь попутчики у вас по дорозі у вас були цікаві?

Мама: Та все было! Попутчики были, но они каждый за себя, каждый за свое…

У каждого свое это вот, понимаешь… Что б попутчиков было.. Ну, вот сидят люди сзади, спереди. Ну что в автобусе там: ”Ууууу” Ну, что там будешь: “Ой, встретились!” Не будешь так же. Сидишь спокойно да и все. Еще собак не с нами посадили, а в багажное отделение их запихнули. Я вот это каждая остановка бегала к этим собакам – вывести, да покормить, да попоить.

А довго їхали? Зупинялися часто?

Мама: День, да, мы ехали? Сутки.

Нет, не сутки мы мам ехали. Мы выехали днем в 12, а приехали сюда где-то в 8 вечера, уже темно было. Так не быстро. Ну вот со Львова нам говорили: ”Та три часа-четыре часа и будем там”. Да нет.

В мирні часи від Львова до Любліна 4 години, а від Любліна до Варшави ще три. Тому ви їхали так, як їхали в мирні часи, не так як в перші дні виїжджали… А що вас підштовхнуло до виїзду? Ви от кажете, що ви там місяць пожили і вирішили все таки виʼхати.

Потому, что невозможно жить! Спали по очереди, Ночью… Вот ночь полноценно не спали: пол ночи я, пол ночи – сын. Вот ходили, сторожевали, охраняли, потому что, что мало того, что своих мародеров хватает, так еще и российские там. Ну ладно, но свои без оружия лезут, а те ж с автоматами лезут!

І що ви от так от з лопатою пішли б на автомат?

Ну, я не знаю (стишує голос). Ну не знаю. (смеется)

Мама: Сиди в подвале, они эти… Грады стреляют все летит, боишься голову поднять.

Ну, хотя бы что-то, а то: “Здрасти мы вас ждали, приходите нас убивайте, мы согласны.”

А як люди взагалі сприйняли прихід російських військових і як російські військових до людей ставилися?

От ты знаешь первое время они никого не трогали. Никого не это самое. Приехали, стали и стояли, не это самое. А потом, когда наши наверное начали отвечать, вот тогда и они начали. Они ж… Ну все равно сам факт того, что они вооруженные, что танки…

Мама: Никому ж слова не дают сказать.

Да, в броневике все на свете…

Мама: Лишили людей… Ну что мы раньше получали пенсию в банке, а нам все перекрыли.

Да, все перекрыли там. Сразу бахнули. Сразу, в первый же день, как они стали… Вынесли все магазины для начала. Везде. Все. А потом цены поднялись в три раза.

Мама: И не возможно купить. Если дадут тебе деньги, значит ты купишь, а если не дадут, значит ищи как пропитаться.

Да, то что остались там, що в банке остались, те гривны и оборачивались. С банка в магазин, с магазина в банк, вот выдают…

Мама: И выдают же понемножку, не так как допустим как пенсию я получаю, всю пенсию получила. Они сколько хотят, столько и дадут, а могут и вообще не дать. Да не дай Бог, Господи! Люди сидели и не знали, что делать. Вот наши соседи говорят: “Может вы и правильно делаете, что уезжаете. Может надо и нам. Ну, ладно, мы еще посмотрим”. А потом смотрим: Михайловка едет, едет, едет, едет. Уже там и по семь дней стояли и все равно едут, а они все равно не уезжают.

Лишилися…

Мама: Да. Так они ж еще я не знаю. Или просто люди сами начали отвечать, но они соседей наших, хлопцев так избили, что они отбили им все. Они лежали и не думали, что они выживут. И почки отбиты и печенка…

Один в налоговой работал, а вторые просто работяги, ремонтировали машины и того и тех побили.

Так просто чи все таки щось сказали? Чи просто така жорстокість.

Мама: Жорстокість…

Мы не знаем. Мы просто туда позвонили, Толиного зятя побили. Они у нас как раз вот так вот наш огород, а их огороды в наш огород выходят. И говорит, И Татьяниных пацанов побили, лежат там выплевывают печенки да легкие. Чи сказали, чи не сказали, чи просто так, чи как там и что там было…

Мама: Как там случилось нам уже никто не расскажет.

А як до жінок ставилися?

Мама: Ну я не знаю. Нас не тронули, а молодых наверное…

Мы старые бабки…

Мама: Да, старые бабки.

Ну, знаете, в Бучі були і діти і старші.

Мама: Наши уехали в Польшу молодые, а мы то старые – нас не трогали. Ну, а там говорят, что девчонок прям посреди улицы насиловали.

У вас?

Да, в Михайловке.

А що брали? От ви кажете мародерствовали, а що забирали? Поїсти чи більш цінні речі. Чи забирали будинки?

Мама: Ну, сначала просили поесть.

Сначала просили поесть.

Мама: А потом стали забирать все, что им нравилось. Что им понравилось.

А потом устроили склад посреди, прям в центре Михайловки. Наши его разбомбили и там взрывалось, говорят… Весь центр и вся Михайловка офигевшая. Ну, в центре прямо склад боеприпасов и он взорвался. Летело везде. Все дома без окон.

Мама: Мы думали, что наши кошки не выживут. Выжили. Потом уже кто там остался их забрал, ну, сына друг. И уже передал в Запорожье сыну.

Тобто собак ви забрали, а коти залишилися?

Мама: Да, кошек оставили.

Мы думали, знаешь как, ну кошки они не к хозяевам, а к дому больше. Лето. Война быстро тут закончится. Че там три месяца. Выживут как-нибудь.

Мама: Нет. Пришлось забирать.

Ой, так, вы сказали пять днів, три мiсяцi…

Мама: Это страшно. Страшно и жутко. Говорят убитых очень много. Убитых очень много, на тысячи прям.

А ви ще, мабуть, з розповідей добре попередню війну пам’ятаєте?

Мама: Да нет, мне мало было, я только родилась в попередню войну. Ну а этой закончила, ой-й-й. А тут еще давление у меня такое высокое, что я вообще ничего не вижу. Вот так вот сижу и человека не вижу. Ото ж я не могла из туалета или в туалет попасть. (смеется) Потому что вот так ходила.

А вертаючись до цього чорного будинку. Вас звідти кудись забрали?

Я позвонила дочке, нет, позвонила дочке, говорю: ”Оля тут,- говорю – такие условия, мы тут не выживем. Ну месяц-два… Ну, на сколько мы там ехали, на месяц, на два. “Тут, – говорю – невозможно”. Она позвонила своим знакомым, они с Закарпатья, тут вот в Юзефове живут. Они по нас приехали и отвезли вот там в Свидере центер для беженцев. От центра. Туда приехали, а там сразу Мажена: “А вы, – говорит, – не хотите на квартиру?” Ну, мы: “На квартиру так на квартиру. Давай на квартиру.” Ну, повезла сначала к Малгожате, а там очень крутые сходы. Там вообще… Она и так ничего не видит. “Ну, – думаю, – моя бабка как навернется на этих сходах – костей не соберешь”. Вернулись обратно в Центр. А тогда нашли этот. Ну я посмотрела, тут нормально поднимается, держится, все нормально.

Мама: И переехали сюда. И вот до сих пор мы здесь.

Здесь сидим и в компьютер втыкаем.

За новинами слідкуєте?

Ну, да.

Конечно поляки… Дай им бог здоровья. Приняли нас в этом центре, кормили от души и вообще, это самое. Правда спали на полу, но что ж.

Ну все равно это намного лучше, чем вот это черное. Черное, что-то страшное. непонятное.

Мама: Да там вообще и народу много и все…

И нас… Там какое-то разделение у них было: с детьми отдельно, с собаками отдельно. Короче, мы приехали, нас перевели в другой (пауза) ангар, будем говорить так, там где все с собаками. И все там лают, и все там мяукают, и наши тоже…(смеется)

Мама: Мы со своими в обнимку спали там. Да, на этом… Раскладушка или какое-то это самое… Я ложусь спать, а собака рядом со мной. Я ее обнимаю и спим рядом вот так вместе. (смеется)

А самі от люди як один до одного ставилися? Помагали українці собі навзаєм?

Мама: Там одни украинцы, по этому никто не помогал, а просто искали выход. Как же всего этого избежать и как же изменить что-то, что б хоть ясно было что дальше делать и что это самое. Нет, но и ругатся не ругались. Нет не было скандалов, не было там такого. совершенно не было.

Але ви тут вже навіть на роботу встигли влаштуватися.

Ну конечно, я с самого начала, сразу начала искать. Ну, что ж… Ну, хорошо…

(бурмотіння)

Відразу почали шукати роботу?

Ну так потому, что сразу ж сказали, что в Польше ужонд будет выплачивать только два месяца. А потом что? А непонятно насколько здесь все, все в подвешенном состоянии. Потом сказали на четыре. Короче, нам выплатили за два, за четыре нам все равно не выплатили. Ну, хорошо хоть устроилась.

А що робите? Як взагалі знайшли роботу?

Ну як? По интернету. Хорошо, что хоть ноутбук мы взяли. Через интернет. Через OLX.

Через OLX. Ви в готелі працюєте?

Да.

Прибираєте чи покоївкою?

Кухню убираю.

Важко?

Важко.

В нічну працюєте?

Так.

6 днів в тиждень? Пять?

Нет. Еден на еден. Каждую ночь. Ну как, одну ночь дома, а одну працюю.

День через день.

Да, Один через один. Ну все равно важко.

А коли спите, то що вам сниться?

Ой, всякое. Все подряд. Вот, что смотрим, то и снится. Вот переживали за котов – коты снились. Мне они тоже снились и бабушке снились. Говорит: “Искала котов, ходила во сне”.

Ну, а тепер, коли коти в безпеці, то що сниться?

Мама: Зачастую ничего. Я ложусь спать и думаю: “Скорее бы она пришла. Хоть бы нормально она дошла, хоть бы все нормально было у нее.” Хочется тоже хоть на какую-то работу устроится, но у меня…

Куди вам на роботу? Вам скільки років?

80 (смеется). Тут уже 80 стало 13 числа. Уже недавно 80 лет.

Оце недавно, у вересні?

Да-да.

Вітаю.

Нет, 13 августа.

Мама: 13 августа.

То теж недавно ще було.

Мама: Ну да. Ну: короче, весело,

А що готуєте тут? Українську їжу чи до польської звикаєте?

(В один голос) Нет, мы готовим украинскую.

До польскої тут важко звикнути.

А що готуєте?

Ну… и беляши я жарила, и котлеты я жарила. Тефтелечки делала, крутила. Бефстроганов. Ну все что на Украине едим, то и тут. Борщ варила. Супчики, лапшичку варила.

А зараз ви от тут уже кілька місяців живете і як відчуваєте, ви вже тут як вдома? Повертаєтеся і кажете: “Йду до дому” чи все таки…

Мама: Нет, не чувствуется, что мы дома.

Ждем когда все закончится.

І як думаєте, коли закінчиться?

Ну, судячи з того, что Харьков уже освободили, я думаю месяца через два. Если не станут на зиму. Вот. Ну, я так думаю. Пока… Они долго собирались, долго готовились, чтобы начать…

Мама: Контрнаступление.

Да, контрнаступление.

А ви звідки знаєте?

Ну, потому, что мы слушаем и смотрим. Все время те новости смотрим (смеется).

Ви вже як військові експерти.

Да. В нас день начинается и кончается новостями.

А плануєте повертатися в Україну? От зразу як звільнять, то одразу їдете?

Ну, если не будет наступления на Запорожье. Если они не попрут туда, так что все разбомбят, все раз это самое. то наверное сразу поедем. А если будет как в Харькове, все эти прелести и касетные… Если будет куда возвращаться, то поедем.

Мама: Так уже и некуда. Наш дом уже полностью… Нету у нас дома, понимаешь? То, что у нас было, все они захватили.

То сусіди вам розказали?

Да.

І таки поселилися у вашому будинку?

Мама: Да.

Ну, не знаем. Вот звонили, Андрюха сказал, друг сына, говорил, что русские уже приходили смотреть, чтоб уже заселяться. Ну, вот больше не звонили. Не знаем, заселились – не заселились.

А “русские” – це солдати мається на увазі чи так як приїхали в Херсон, наприклад, як розповідають, що приїхали сім’ї і собі зайняли?

Не знаю, не знаю. Та в любом случае хоть семьи, хоть солдаты – всех в три шеи. Хай у себя там заселяются вот там ремонтируют свои хаты деревянные и селятся.

Мама: И строят туалеты.

А не ставят унитаз. “Вот украинцы в них срут, а мы будем ставить и в них любоваться.” (смеются)

Ну звідки у вас такі історії?!

Ну с телевизора, с компьютера. (смеются)

Дівчата, дівчата… А повертаючись до питання яке я задавала, а ми якось його оминули. Як ваш сусіди, як люди з вашого містечка…

Мама: Та нічого не знаємо.

…чи багато лишилося? Чи більше виїхало?

От по ходу больше выехало. Мы вот на третий день, как перестали стрелять и обстреливать, вот мы на третий день мы в колонне поехали. А сейчас смотрим собираются каждый день и едут, и едут, и едут. Там наверное уже единицы пооставались в той Михайловке.

А були такі люди, які пішли на колаборацію і зразу пішли домовлятися?

Да. Да, были. Были и такие.

А ваш голова, він як?

Він ото пішов на коллаборацию. Зустріли. “Вони сказали, що вони через пять днів поїдуть, по этому мы и решили их впустить”, – ну вот такое. А ты нас спросил, что ты решил их впустить?

У вас не було ніякої територіальної оборони?

Нет.

Мама: Ничего не было. Они ничего не организовали. Ничего не было у нас.

Ничего не было. Просто так. Это уже сынуля приехал и сразу пошел в тероборону в Запорожье.

Мама: У нас вся семья со стороны отца. Сколько их, пять человек, да?

Ну че пять, с Димкой четыре.

С Димкой четыре. Ну, четыре человека записались сразу в тероборону. И вот ето одного в Бахмут отправили.

Нет, Лешка потом в ЗСУ пошел.

Сам чи призвали?

Сам пошел.

Мама: И его ранили. И в голову. Счас лежит. Повытаскивали все эти самые…

Говорят, что прям в рубашке родился – миллиметр вправо, миллиметр влево и либо вообще б умер либо дауном остался. Ну вот прямо так.

А ваш син уже теж повнолітній?

Да, да.

І як отримав повістку?

Да нет, сам пошел записался. А че ж, какую там повестку. Он же там в Михайловке просписан, кто ему там повестку пришлет. Только приехал, нас отпарил сюда и побежал записываться.

А що вас тут підтримує?

Мама: Ниче.

Только вот созваниваемся… Разговоры. Что да как. Прилетело – не прилетело в Запорожье.

Мама: Та у нас еще и в Никополе родня. Двоюродная сестра. Так их там вообще сейчас каждый день бомбят. Каждый день. Там уже по тридцать пять домов за ночь они ломают, рушат.

Страшно…

Страшно, ты что… Мы ей говорили: “Таня, уезжай вместе с нами. Давай все вместе как-то это самое” – “Да нет, мы может пересидим”.

Да. “Мы пересидим, может быть до нас не дойдут. Может быть вот…”

А пришлось вот все равно, в Кировоград убежали. А там тоже 90 000 переселенцев. Но а когда такое количество людей, то надо и деньги дать, и о еде побеспокоится, и где переночевать, и где жить – все надо.

А ваші сусіди ніхто не хотів з вами їхати? Та все ж у більшій групі простіше.

Так нас и так много ехало. Нас ехало, не знаю, колона, наверное, машин 15 ехало. Ну вот все ж. Ну, нет такого, что вот все организовано сели и поехали. Еще тогда Верещук организовывала эти коридоры, которые вечно обстреливали и вечно… Не стали ждать никаких Верещук, никаких этих самых, на своих машинах сели и машин 15-18 нас ехало. По этому нас русские не шмонали так. Не отбирали вещи, не отбирали так, потому что колонна ехала с Михайловки. Все свои. А говорят одиночных… там вытаскивали все на свете, вот все что везут, все.

Мама: И расстреливали.

Да, и еще по дороге расстреливали.

А перевіряли татуювання чи телефони?

Да, раздевали прям до пояса.

І жінок теж?

Нет.

Тільки чоловіків?

Диму просили снять это самое. И спереди мужиков вот, впереди тоже.

Я знаю, що важко говорити про якісь позитивні моменти, які сталися в цій ситуації, але щось доброго от у вас трапилося по дорозі або вже тут?

Мама: Доброе, то что мы добрались до Польши и что мы все таки…

Дочка забеременела, да. Ходит на УЗИ, присылает нам фотографии. (улыбается)

А з людьми, які вас прийняли, якi у вас стосунки склалися?

Мама: Нормально.

Нормально, Господи. Везде люди. И тут люди и там люди, все нормально.

А та перша сім’я, яка вас прийняла? Ви з ними підтримуєте контакт?

Мама: Да, вот семья Малгожаты.

А, фотографа? Ми просто не знайомі. Нас так в пару поставили.

Мама: Вот семья Малгожаты, они нас сразу приняли и до сих пор к нам хорошо относятся.

Мы созваниваемся, переписываемся там где какие новости там. Фотки шлет. Ну, выставляет в Фейсбуке. Ну аккаунты в нас это же самое.

На кавку разом ходите?

Нет, не ходим. Работа такая, что я прихожу, сплю, а на следующий день опять на работу. И короче, если я полазяю день перед работой, то я там никакая. Спать хочется и тяжело.

Мама: Они только с Моникой ездят.

Да. Пару раз поехали…

Мама: В Варшаву, мороженое есть, смотреть что-то.

А вас з собою не беруть?

Мама: Неет. (смеется)

Безсовісні.

Мама: Бессовестные. У меня головокружения, они меня бояться брать. (смеется) Еще где-нибудь упаду и все. Только Моника и Лена ездят.

Ну, мороженое вкусное конечно. Соленая карамель – вкусно.

Ой, тут бувають такі дивні смаки, але я теж люблю морозиво тут.

Мама: Тоже любишь? (смеется)

Добре. Дякую вам дуже, що виділили нам свій час і що впустили до себе, і поділилися своїми історіями. Може, я ще чогось не запитала , а вам хотілося б розказати, про один із аспектів зв’язаних або з війною або з міграцією. Просто якась історія у вас є, яку б ви хотіли розказати.

Мама: Та не, вроде.

Та ничего такого. Живем вот сидлим на взводе. Сидим ото в компьютер и ничего не надо. Новости, что там.

Мама: Дя, тяжело привыкнуть.

А до дочи десь ближче не хотіли б пошукати якихось можливосте? Щоб ближче сім’ї бути…

Та ну, хотелось бы, но с собаками не очень то хотят брать. Поэтому мы… Вот Моника тут согласилась на наших собак и мы тут сидим и держимся. А так то конечно, хотелось бы. Но я вот сколько узнавала “без звірят”, “без звірят” Ну шо зробиш.

А вона далеко від вас живе, то не так що в сусідньому містечку?

Далеко, сутки почти надо добиратся. И так не приедешь, не увидишся, потому что …

Мама: Мы еще с ними не встречались. Только по компьютеру.

Ну что у нее там суббота-воскресение выходной и все. Что она сутки сюда будет ехать, чтоб десять минут поболтали и сутки обратно. От мессенджер наше все.

Добре що є хоч комп’ютер і інтернет, то вже трохи простіше, трохи ближче. Дякую вам ще раз.